Возвращение на Обитаемый остров - Страница 23


К оглавлению

23

Это был человек, без каких – либо выдающихся физических достоинств, но великолепный психолог, умеющий руководить толпой. Однако в этом случае он допустил промашку, не распознав вовремя с кем имеет дело. Жало даже не успел испугаться, как оказался где-то под потолком, откуда и брякнулся плашмя на бетонный пол. Пока пахан приходил в себя, наглый новичок собрал с нар его нехитрые пожитки и сбросил на пол, а на их место начал спокойно стелить собственную постель. Все это время в камере царила зловещая тишина. Наконец Жало встал на ноги, поворочал шеей туда – сюда и сделал рукой едва заметный жест рукой. Его подручные как будто только этого и ждали – вокруг Максима моментально образовался тесный кружок тяжело дышащих головорезов с одинаково зловещим выражением на тупых физиономиях. Сразу стало ясно, что они явно не желают предложить обидчику «честь и место» или хотя бы отведать с ними хлеба – соли. У нескольких мордоворотов в руках оказались заточки, говорившие о намерениях хозяев гораздо больше, чем они сами вообще могли сказать нормальными словами.

Максим поднял вверх правую руку с раскрытой ладошкой, ясно показывая всем, что не хотел бы ни с кем больше конфликтовать, но при этом улыбнулся так, как это, наверное, сделал бы волк, загнавший в тупик стадо овец, а затем очень четко, с расстановкой, произнес:

– Я вижу, ребята, у вас есть непреодолимое желание поставить меня на то место, которого я, по вашему мнению, заслуживаю. Могу вас разочаровать: вы, вероятно, приняли меня совсем за другого человека. Я заслуживаю гораздо большего почтения к себе, чем то, которое вы собираетесь мне сейчас оказать.

– А кто ты такой? – хрипло спросил его один из тех, кто находился в первом ряду. – Назови себя.

– Мое имя Турренсок, – спокойно ответил Максим. – Барон Кейзо. Я прямой потомок тех господ, которым ваши ублюдочные предки готовы были лизать подошвы сапог, лишь бы добиться их благорасположения.

Услыхав такое заявление, толпа как-то незаметно начала оседать. Согнув конечности в коленях, сокамерники принялись медленно пятиться назад. О боевых подвигах баронов рода Кейзо на Островах ходили легенды. По слухам, которые обрастали леденящими душу подробностями, как снежный ком во время лавины в горах, пропорционально количеству рассказчиков, с мужчинами Кейзо было бессмысленно схватываться врукопашную. Они были неуязвимы для врагов, а каким было их количество, им было без разницы, – пять, десять или пятьдесят… Итог всегда был одинаков: соперники ложились на поле боя, и дальше могли передвигаться только в качестве главных действующих лиц на похоронных процессиях. Бароны же отделывались, как правило, пустяковыми ранами, или, лучше сказать, царапинами.

Причины такой сказочной неуязвимости и живучести, обычно, объяснялись предельно просто: здесь не обошлось без союза с темными силами. Слухи были столь устойчивы, что триста с лишним лет тому назад против баронов решено было начать религиозное преследование. В ответ глава клана объявил, что если Кейзо не оставят в покое, то он сам начнет поход на зажравшихся и погрязших в роскоши и разврате церковников, сметет всех в море, а на их место посадит своих безземельных родственников. Тогдашний император, которому жизнь духовенства также была противна, а независимость баронов вызывала вполне объяснимую тревогу, занял выжидательную позицию, не принимая официально ничьей стороны. Любой исход этого конфликта стал бы для него выгодным. Победи бароны, и с ними можно было договориться о реформе церкви, хотя бы частичной секуляризации церковных земель. Если бы верх взяли святоши, то и в этом случае император оказывался в выигрыше, потому как, с политической арены убиралась опасная и грозная сила. Но угроза Кейзо, сказанная во всеуслышание, произвела на главу церкви и его сторонников неизгладимое впечатление. Они испугались и отступили. Бароны остались в своих имениях и продолжали жить в привычном ритме, забавляясь на пирах, турнирах и охоте. Император же, после того как конфликт завершился ничем, разочарованно произнес историческую фразу: «Одни ссыкуны, а другие – лентяи! И таким народом мне приходится управлять!», – после чего отправился на долгосрочный отдых в курортное место у моря.

На самом же деле, многое в тех слухах, конечно, было преувеличено. Иногда бароны все же умирали не своей смертью. Весьма редко, но такое случалось. И все же, убить Кейзо на поле боя считалось почти невозможным. А все потому, что очень давно, когда род только зарождался, одному из его основателей удалось разработать уникальную технику ведения рукопашного боя. Она сочетала в себе приемы борьбы с оружием, без него, а также гимнастику, благодаря которой боец мог передвигаться на ристалище с невероятной скоростью и наносить противнику неожиданные, быстрые и, как правило, смертельные удары. Обучение будущего воина начиналось, чуть ли не с пеленок и продолжалось, постоянно совершенствуясь, всю жизнь. Суть же и тонкости борьбы передавалась по наследству от отца к сыну и держалась в строжайшей тайне от всех любопытствующих. Отсюда и результаты, а также неумирающие, на счастье Максима, слухи. Кстати говоря, он и сам мог прекрасно постоять за себя, даже не имея опыта Турренсока – субакс ни в чем не уступал науке Кейзо, а кое в чем даже превосходил ее.

Жало некоторое время ошалело смотрел на постыдное отступление своего воинства, но вот лицо его перекосилось от гнева:

– Что вы пятитесь от него, как вареные омары?! – заорал он, пиная ближайшего к нему дружка. – Он же один, возьмите его, он ваш, трусы!

23